Алексеев Павел Александрович

(1836—1906 гг.) — выдающийся военный педагог.

Окончив в 1858 г. блестяще Михайловскую Артиллерийскую Академию, А. в силу призвания перешел в военно-учебное ведомство на должность репетитора по химии и артиллерии сначала в Константиновский, а затем в Орловский кадетский корпус.

Затем, желая стать поближе к молодежи, он занял скромную должность офицера-воспитателя во 2-й С.-Петерб. военной гимназии.

Это было знаменательное время "великих реформ" Царя-Освободителя, когда просвещенный и гуманный гр. Д. А. Милютин из старых Николаевских корпусов создавал общеобразовательные "военные гимназии". Горячо любящий молодежь, искренне преданный своему делу, разносторонне образованный, А., конечно, обратил на себя особое внимание своего ближайшего начальства.

Вскоре он был переведен на должность оф.-воспит. в Пажеский Его Императорского Величества корпус, а затем помощ. инсп. клас. в Николаевское кавалерийское учи-ще. Уже в это время молодой капитан А. часто приглашался в Гл. Упр. в.-у. з., в Педагогич.

Комитет, чтобы там, среди почтенных педагогов, сказать свое, хотя и юное, но веское слово. Затем А. был сделан инспектором классов Пажеского корпуса и привел учебную часть этого заведения в блестящее состояние.

Не менее выдающимся педагогом оказался А. и на следующем своем посту директора Влад.-Киевск. к. корпуса, которым управлял почти 20 лет. Во время управления этим "пятисотенным" интернатом А., можно сказать, жил лишь корпусом и отдавал ему все свое время. Своих воспитанников он наблюдал на уроках, за занятиями, в свободное время, на прогулках, за играми.

Он знал каждого не только по фамилии, но и с его нравственной стороны; знал успехи в науках и поведение, черты характера и достоинства.

Оттого и беседы его с кадетами производили на них впечатление не общих рассуждений на моральные темы, а заботливого и участливого обращения лица к лицу. Директор он был строгий, не в смысле изобретательности карательных мер, а по нравственной щепетильности, не допускающей компромиссов с совестью ради личных интересов.

При этом он был строг не только к кадетам и сослуживцам, но и к самому себе. Помня хорошо свое детство и свою юность, протекшие в суровом режиме старых кадетск. корпусов, А. вполне понимал, что значит выражение: "недостатки, свойственные возрасту", знал, чего можно от молодежи требовать и чего нельзя.

Он не карал за ошибки и заблуждения, за проявления ветрености и неустойчивости характера и т. п., а своими требованиями, советами и напоминаниями помогал юношам расти духовно, крепнуть, входить в разум, вырабатывать свою волю. И кадеты высоко ценили его доброжелательность и справедливость, его любовь к правде и строгость к самому себе и безбоязненно объяснялись с ним, если им казалось, что он погорячился и неправильно обвинил кого-либо в проступке.

Он допускал такие обращения к нему обиженных им, и бывали случаи, когда А. открыто и прямодушно, при товарищах обиженного, сознавал свою ошибку.

Когда в 80 гг. XIX в. состоялось преобразование военных гимназий в кадетск. корпуса, то А., принципиально не сочувствуя этой контр-реформе, был очень озабочен, чтобы она не заглушила того хорошего, что дал строй военных гимназий, и прежде всего, чтобы забота о показной, смотровой стороне дела не отодвинула на задний план учебно-воспитательную работу, и чтобы вновь созданные ротные командиры не убили самодеятельности воспитателей.

В комитетах он широко допускал свободу суждений, не боясь противоречия своим взглядам, и ценил в воспитателе выработанность его убеждений, хотя бы они и шли вразрез с его собственными.

А. нередко вспоминал, что ему часто приходилось встречать в комитете сильную оппозицию в лице теперь уже тоже покойного ротного командира Киевского корпуса Матковского, к которому сам А. относился с глубоким уважением, очень ценя его работу.

М. командовал 1-й ротой, и строевое обучение было поставлено им так, что М. И. Драгомиров, после смотров, неоднократно выражал ему полное свое удовольствие и даже предлагал перейти в строй, от чего М. отказался.

После смотра, произведенного другим лицом, А. пришлось услышать совет передать строевую роту другому лицу, т. к., хотя рота и обучена правильно, но не достает строевого щегольства.

Этот совет, преподанный А., дал ему повод твердо высказаться, что он ради щегольства фронтом никогда не пожертвует влиянием ротного командира на кадет старшей роты, которым в высокой степени обладал М. В этом ответе высказался взгляд А. на важность, какую он признавал за авторитетом наставника и воспитателя в глазах юношей, и особенно того возраста, когда силы их бродят и ищут решения "проклятых вопросов". Оставлять их в это время без руководства разумных и просвещенных людей было бы крупной и бессердечной ошибкой.

М. был таким человеком, и А. ценил и уважал его, несмотря на несогласие с ним по некоторым вопросам.

В 1897 г. А., произведенный в генерал-лейтенанты, был назначен состоять для особых поручений при Гл. управлении в.-у. з. Здесь, благодаря огромному опыту и превосходной эрудиции, А. явился одним из полезнейших сотрудников в деле надежной постановки учебно-воспитательной части во всех кадетских корпусах.

Отчеты А. о постоянных посещениях им кадетск. корпусов всегда содержали в себе массу ценных и поучительных замечаний.

При его ближайшем участии был выработан проект новой учебной программы курса кадетск. корпусов (1903 г.), применяемый в настоящее время, в виде опыта, в пяти кадетск. корпусах.

Немало полезного сделал А. для наших воен-уч. заведений, заседая постоянно в Педаг. Комитете Гл. Упр. в.-у. з., а его соображения об отмене экзаменов заслуживают полного внимания всех тех, кто действительно интересуется делом воспитания и обучения нашей военной молодежи.

В последнее время А. состоял еще членом конференции "Педагогических курсов", организованных для подготовки воспитателей и преподавателей для военно-учебных ведомства.

Тот авторитет, который А. имел в глазах слушателей курсов, ярко сказался в адресе, поднесенном ему слушателями выпуска 1906 г., по поводу выхода его в отставку. "Практический здравый смысл и многолетний педагогический опыт, — говорится в адресе, — соединялись в вас с редкой прямотой, отзывчивостью и широтой педагогических взглядов.

Когда на наших педагогических конференциях вы делились с нами своими взглядами и плодами своего обширного опыта, мы с глубоким вниманием и интересом прислушивались к каждому вашему слову. От ваших слов веяло на нас задушевной теплотой, беспредельной искренностью и любовью к святому делу воспитания.

Вы всегда отстаивали высокие педагогические принципы: развитие самодеятельности и воли воспитанников, гуманное отношение к детям и уважение индивидуальности.

Вы всегда ставили целью воспитания формирование человека, в лучшем смысле этого слова, и справедливо отрицали всякие увлечения профессиональными целями в средней школе. С мужественной откровенностью и с простотой истинно-благородной личности вы не стеснялись признавать ошибки, сделанные вами за время вашей педагогической практики, ошибки, от которых не свободна ни одна практическая деятельность.

Вы откровенно указывали на недостатки современной нашей школы и искренно скорбели об этих недостатках и о всех уклонениях от правильного пути дела воспитания..." Эти слова вполне дорисовывают симпатичный образ А. Щедрой рукой в течение многих лет сеял он "разумное, доброе, вечное", и "сердечное спасибо" скажет ему тот, кто его близко знал, кто у него учился, кто служил под его начальством.

Некрологи ("Русская Школа", окт. 1906 года; "Русский Инвалид", № 163, 1906 года; "Воен. Голос", № 164, 1906 года; "С.-Петерб.

Ведомости" № 183, 1906 г.). ("Памяти П. А. Алексеева" — А. Н. Острогорского ("Педаг. Сборн.", сент., 1906 г.); Памяти П. А. Ал-ва. "Оптимист" "Воен. Гол.". 1906 г., № 163. "Из воспоминаний воспитанника Владимирской Киев. воен. гимназии" — Н. Зотова. ("Педаг. Сборн.", июнь 1907 г.); "Историч. очерк Владимирского-Киевского кадетского корпуса", Киев, 1908 г. стр. 74—93. Приказ по воен. учебным завед. от 10 июля 1906 г. № 81. "Педаг. Сборн.", окт., 1906 г., стр. 77). {Воен. энц.}