Черкасский князь Владимир Александрович

— потомок князя Михаила Алегуковича (см.) и праправнук князя Александра Андреевича (см.) Черкасских.

Он родился 2-го февраля 1824 года в Чернском уезде, Тульской губернии, от князя Александра Александровича Черкасского и рано лишился отца. Мать, его Варвара Семеновна, урожденная Окунева, занимавшаяся его воспитанием, поручила его обучение известному профессору Московского Университета Бодянскому, который и готовил князя В. А. к вступительному экзамену в Московский Университет в 1840 году. Направление Бодянского повлияло на характер занятий князя. Русская история была тогда любимым предметом большинства дельных студентов.

Бодянский считал князя Черкасского лучшим своим учеником, приучил его к чтению, обратил к Карамзину, после которого Черкасский перешел к трудам Погодина и Беляева; впоследствии князь неоднократно заявлял, что из замечательного труда Беляева "Крестьяне на Руси" он почерпнул самые точные и обстоятельные сведения о русской общине.

Князь, как видно из найденных уже после его смерти бумаг, будучи студентом, занимался историческими исследованиями и готовил сочинение на заданную по юридическому факультету тему, для получения золотой медали — "Очерк истории крестьянского сословия в России, до отмены Юрьева дня". Исследование князя Черкасского очень разрослось; он успел окончить только историческую небольшую часть и довел свой труд до изложения указа Шуйского 9-го марта 1607 года. Окончив курс Университета, в 1844 году, со степенью кандидата, князь намеревался держать экзамен на степень магистра и занять кафедру истории Русского права. С этою целью он готовил диссертацию "Юрьев день", — о подвижности народонаселения в древней России.

Это исследование указывает на трудолюбивое изучение предмета и светлые мысли, которыми отличались и впоследствии работы князя. Но от намерения посвятить себя ученому поприщу князь Черкасский отказался, по совету опытного и уважаемого им лица, старавшегося направить его к государственной службе.

По своему уму и образованию князь мог бы себе составить блистательную карьеру.

Но подобное честолюбие не пленяло его, вероятно, и в это время, замечает Аксаков: "честолюбие князя Черкасского было несколько иного разряда; честолюбие — силы себя сознающей и ищущей развернуться во всю свою ширь". Черкасский не поступил на действительную службу, а жил большею частью в деревне, в Тульской губернии, и изучал положение крестьян.

Около 1847 года он устроил кружок из нескольких образованных помещиков для разработки вопроса об уничтожении крепостного состояния; кружок этот, однако, был закрыт по распоряжению правительства в 1848 году. В это время Черкасский сблизился с представителями славянофильства: Хомяковым, Аксаковым и др., но не был завлечен в область славянщины, как говорил сам Черкасский, по совершенному туману, облекавшему эту сферу и не заманчивому для живого государственного ума. Всего более он сблизился с Киреевским, причем точкою сближения был европеизм.

Князь горячо изучал западных политиков: Токвилля, Монталамбера и других, и за шахматами (в которые князь любил играть до последней минуты жизни) они оба выражали участие (но не сочувствие) к интересам западной европейской жизни. То же направление, но более литературное, сблизило его с матерью Киреевского, А. П. Елагиною, — живым центром всех поэтических и литературных преданий блестящего периода нашей европействовавшей словесности.

Гостиная Елагиной включала в сороковых годах все лучшее из Московского общеетва, все умное, ученое, образованное, литературное: тут собирались Соболевский, Чаадаев, Грановский, Аксаков, Самарин и другие.

В это время, в 1851 году, князь Черкасский поместил в известном славянофильском журнале "Русская Беседа" несколько интересных статей, как-то: — обозрение политических событий в Европе за 1850 год; о сочинениях Монталамбера и Токвилля; два слова по поводу восточного вопроса; о православной церкви в Австрии и Турции и т. д. Эти статьи обратили на него внимание как на видного публициста.

К этому периоду относится женитьба князя Черкасского.

В высшем кругу Московского общества того времени, семейство Васильчиковых выдавалось большою образованностью, патриархальною строгостью семейных начал, глубокою религиозностью, богатством и благоустройством дома и т. п. В этом семействе было две дочери: одна, Анна Алексеевна, вышедшая замуж за графа П. Т. Баранова, а другая, Екатерина Алексеевна, — за В. А. Черкасского.

Свадьба происходила в подмосковном имении Васильчиковых, Подольского уезда, в сельской церкви, в самом тесном кругу родных.

Черкасский стал теперь близок па практике к сельскому хозяйству и удивлял в ту пору всех малым знакомством с простейшими элементами и мелкими отличиями нашего крестьянского, деревенского быта. Но князь не пропускал случая пополнить этот пробел.

После женитьбы он часто объезжал обширные имения своей супруги в разных местах России, сближался практически с нашими крестьянами и опытом действительной жизни дополнял свои основные на них взгляды, почерпнутые из ученых исследований, так что князь мог с полным успехом принять участие в выступившем в то время крестьянском вопросе.

В это время князь, хотя все еще в маленьких чинах, является в рядах знати, не только по роду, но и по положению, видною особою, влиятельным лицом, любимым гостем общества.

Колкий, блестящий ум, бойкий спор, остроумная находчивость и всем доступная любезность обращения очаровывали всех, везде, где бы он ни появлялся.

Он читал массу книг, долго за полночь, преимущественно французских и немецких; вставал около 12 часов, углублялся в газеты, делал визиты и очень много сидел, чем повредил свое здоровье.

В конце 1857 года разрешено было образовать в губерниях комитеты для обсуждения способов к освобождению крестьян или, как говорили тогда, к улучшению быта крестьян.

В эти комитеты надлежало выбрать по два представителя от дворян каждого уезда в губернии.

На означенных выборах в Тульской губернии шла упорная борьба между двумя партиями: одна из них хотела освободить крестьян без земли, а другая, с Черкасским во главе, — с землею.

Видя, что с Черкасским бороться трудно, возымели мысль удалить его из собрания, сделав ему неприятность (подробности этого дела изложены в воспоминаниях Раевской, "Русский Архив", 1896, т. І, ст. 226 и сл.), последствием которой был вызов на дуэль со стороны обидевшихся словами князя. Самая дуэль однако, не состоялась, ибо вызывавшие не хотели подчиниться общеустановленным правилам всякой дуэли, и все дело ограничилось письменными объяснениями.

Черкасский, в чине коллежского секретаря, был назначен членом от правительства в образованный в то время в г. Туле губернский комитет по устройству быта крестьян, вместе с П. Ф. Самариным, а после того участвовал в предварительных работах Редакционной Комиссии в Петербурге и в заседаниях оной. Он усердно посещал заседания Комиссии, участвовал в происходивших прениях, и написал немало докладов по весьма важным вопросам, рассматривавшимся этою Комиссиею, как-то: об основаниях и размере поземельного надела крестьян, об угодьях поступающих в надел крестьян и о замене одних угодий другими, об отводе надела и обмене земель, о праве пользования крестьян отводимым наделом, а также о сельской расправе, или управе, о крестьянском суде (составленный Н. И. Семеновым и окончательно обработанный Черкасским).

Кроме того ему, вместе с Соловьевым, поручено было предъявлять в заседаниях Комиссии краткие сведения о занятиях по хозяйственному отделению, в котором он был членом.

Князь горячо стоял за освобождение крестьян с землею, за выкуп крестьянами их усадеб, за снабжение крестьян лесом для топлива (см. недавно изданную княгиней Трубецкою переписку кн. Черкасского с Самариным, Кошелевым, Аксаковым и проч.). Князь Черкасский был против увеличения оброков, где таковые платились до 1861 года и т. д. При обсуждении вопросов об общественном управлении крестьян Черкасский горячо доказывал, что не должно придумывать ничего искусственного там, где находится уже готовая, так сказать, точка исхода для составления положения об административном устройстве крестьян.

Он находил, что приход есть уже естественный и исторически образовавшийся пункт средоточия сельской жизни. Сохраняя круговую поруку, князь Черкасский находил, что нельзя не предоставить сходу права удалять вредных людей от участия в делах. Сход же самый нельзя устраивать из одних выборных, которые обыкновенно бывают равнодушны к нуждам и требованиям членов общества.

Равным образом, он полагал устроить и особый крестьянский суд при сельской управе, на первое время, из стариков среди крестьян, предоставив уже времени образование такого суда, который будет ближе всего удовлетворять обычаям и народным потребностям.

Вообще, Черкасский находил невозможным заранее определить законом каждый случай в жизни. Он только старался прежде всего оградить сколь возможно, общество крестьян от всякого самоуправства и насилия бюрократии.

Поэтому ои полагал, что никакая полиция и ни в каком виде не должна иметь соприкосновения к составу управления, в котором назначения должностных лиц предоставляются выбору общества и т. д. Во время занятий в Редакционной Комиссии, Черкасский сошелся с Ю. Ф. Самариным и Н. А. Милютиным, которым он впоследствии призван был для осуществления различных преобразований в губерниях Царства Польского.

Позднее, когда все дело об освобождении крестьян поступило на рассмотрение особого Главного Комитета под председательством Я. И. Ростовцева, сей последний выбрал в члены Комитета Черкасского, вместе с Самариным, Галаганом и другими лицами, направление коих выяснилось в работах по губернским комитетам.

Ростовцев подпал совершенно влиянию Черкасского, как об этом говорили в то время (см. Записки Милютиной, "Русская Старина", т. 98, ст. 123). Находясь в Петербурге, Черкасский бывал у фрейлины Вел. Кн. Елены Павловны, баронессы Э. Ф. Раден, у которой стекались многие умственные силы петербургского общества и оттуда, под ее покровительством, проникали в сферу Великой Княгини.

Он также участвовал на обеде, 10 февраля 1861 года, данном в честь экономиста де Молинари, посетившего тогда Петербург, и произнес речь, в которой высказал, что как ни высоко следует ставить здравые начала нации, тем не менее в жизни практической невозможно не делать уступок современным требованиям общества.

Разумные уступки должно делать и их всегда делают, как экономисты, так и государственные люди, серьезно желающие торжества истины и блага человечества.

Эти вполне справедливые слова вызвали длинную филиппику в "Русском Вестнике" (1860 год, № 2, "Современная летопись"), в которой видимо не хотели понять истинного смысла слов Черкасского.

По утверждении крестьянских положений и их обнародовании 19-го февраля 1861 года, Черкасский поспешил на практическое применение своей работы к жизни, в качестве мирового посредника родного Веневского уезда. При этом он сказал своим сотоварищам, мировым посредникам, речь, в которой напомнил им, что долг их — полное беспристрастие, полная правда в отношении к обоим сословиям; что они обязаны оберегать начало собственности, соблюдая закон, вести крестьянство по пути развития без насилия, приобретать любовь общества, без которой мировые посредники не укоренятся в общественном сознании.

Этими словами и определяется вполне деятельность самого Черкасского, которая и была тот же час оценена, как крестьянами, так и помещиками, и прежняя к нему вражда дворянства была оставлена.

Это была лучшая эпоха в жизни князя Черкасского.

Но вскоре он был призван на другое поприще.

Вспыхнувший в Польше мятеж побудил правительство заняться коренным преобразованием этого края, которое поручено было Н. А. Милютину.

Он пригласил к себе теперь прежних своих сотрудников по крестьянскому делу в Империи, Самарина и Черкасского.

Подготовившись в короткий промежуток, сколько можно, князь все, что знал о русском крестьянине, дополнил изучением польского народа, его истории и литературы; он тщательно прочел не одно серьезное сочинение о Польше, в особенности на иностранных языках.

Впоследствии эта подготовка князя проявилась во многих составленных им записках по разным предметам, касавшимся внутреннего быта страны (как, напр., по вопросу о введении русского языка в католическом богослужении, по вопросу о евреях и их положении вообще, о школе и обучении евреев, о распространении между ними русского языка и т. д.). Вместе с Черкасским отправилось в Польшу немало знакомых ему лиц, для новой деятельности по освобождению крестьян и судебной реформе.

Объехав, вместе с Самариным и Милютиным, все губернии Царства Польского, Черкасский вместе с ними принялся за составление известных указов 19 февраля (2 марта) 1864 года, которые определяли устройство крестьян в губерниях бывшего Царства Польского, устройство сельских гмин, а также Ликвидационной Комиссии для выкупа земель, и самый порядок приведения в действие новых о крестьянах постановлений.

Пред вступлением в управление Комиссиею Внутренних Дел, князь Черкасский в 1864 году произнес в Варшаве речь, в которой высказал, что от служащих в ведомстве Комиссии требуется безусловная преданность правительству, строгое соблюдение присяги, служба честная и бескорыстная.

Цель служения — водворение в обществе полного спокойствия и тишины, прочное умиротворение края, тщательное изучение его истинных потребностей, материальных и нравственных, заботливое врачевание ран, нанесенных краю мятежом, открытие новых источников благосостояния во всех живых силах народа; необходимо твердо и хладнокровно идти по пути, указанному Императором в указах 19 февраля (2 марта) 1864 года, и избегать при этом всяких крайностей.

В упомянутых выше указах было уже выражено, что земли, состоявшие в пользовании крестьян, в имениях принадлежащих частным лицам и казне, поступают в полную собственность крестьян; что крестьяне освобождаются навсегда от всех, без исключения, повинностей, которыми были обложены в пользу владельцев имений; владельцы же имений получают от казны вознаграждение за упраздняемые повинности из источников Ликвидационной Комиссии, причем были указаны и основания, на коих землевладельцы будут вознаграждены особыми кредитными бумагами.

Но применение всего этого на деле вызвало ряд инструкций и разъяснений, изданных учредительным комитетом (членом которого был и Черкасский), — как это видно из обширного сборника узаконений и правительственных распоряжений по крестьянскому делу в губерниях Царства Польского с 19-го февраля 1864 г. по 21-e августа 1871 г., как-то: инструкции об открытии выборов и нового гминного управления, о порядке разбора дел о поземельных правах в Царстве Польском, о распределении дел между комиссарами и комиссиями по крестьянским делам, о порядке составления ликвидационных проектов, о составлении и утверждении данных для крестьян и т. д. Кроме того оказалось необходимым расширить круг действий указов 1864 года, применив их к поселянам, ничем не отличавшимся от крестьян в губерниях Царства Польского.

Выработаны были, удостоившиеся Высочайшего утверждения, положения о поземельных правах поселян разных именований, о правах на землю и угодья: поселян в имениях "поржондовых", иностранных поселенцев в Царстве, мещан-рольников, а также старообрядцев.

Ближайшие исследования обнаружили, кроме того, что во многих городах Царства удержались еще доминиальные (вотчинные) отношения, возникшие еще в прежние века и не соответствовавшие более понятиям и потребностям времени.

Жители этих городов были обложены в пользу владельцев оных разными платежами и повинностями, препятствовавшими развитию городской жизни. При этом оказалось еще, что в числе 452 городов Царства весьма много таких поселений, которые, хотя и называются городами, однако, по незначительному числу жителей, малому развитию в них промышленности и незначительности городских доходов не имеют в настоящее время значения городов, к числу которых они были причислены в прежнее время, единственно на том основании, что по законам той эпохи только в городах дозволялось производить торговлю и ремесла.

Вследствие этого, еще в 1866 году, 20-го октября, состоялось положение об упразднении вотчинных отношений в городах Царства Польского, а немного позднее (1-го июля 1869 г.) — указ об уменьшении числа городов в Царстве.

Одновременно разрабатывалось положение о новом устройстве подымной и соединенной с нею шарварковой (подводной) подати в городах и селениях, и о дворском поземельном налоге.

Все вводимые преобразования порождали массу жалоб и прошений всякого рода, для разбора которых была образована особая комиссия (в которой участвовал и Черкасский), закрытая в 1865 году с образованием центральной комиссии по крестьянским делам. Из всего вышеизложенного видно, что крестьянское дело в Царстве Польском одно уже могло заполнить собою всю деятельность одного лица. Между тем, Черкасский, занимая в Варшаве должность члена учредительного комитета и главного директора Правительственной Комиссии Внутренних и Духовных Дел, был в то же время главным деятелем по введению и других коренных реформ в крае, к числу которых относятся: закрытие римско-католических монастырей в Царстве Польском (1864 г.), которые или принимали участие в мятеже или не имели узаконенного Тридентским Собором числа (8) монашествующих; отмена патронатства или ктиторства (14 июня 1864 г.) польских помещиков над униатскими приходами; упразднение базилианских монастырей (22-го ноября 1866 г.), — этих рассадников католицизма среди униатского населения; преобразование греко-униатских учебных заведений; улучшение быта униатских священников; восстановление православного восточного богослужения, произвольно искаженного в униатских церквах; назначение в состав управления духовными и, в частности, униатскими делами лиц русского происхождения (11-го и 17-го июля 1864 года); устройство светского римского духовенства, причем все имущества и капиталы духовенства поступили в полное ведение и распоряжение казны. Во время разгара мятежа изданы были инструкции о постройке и поправлении церквей и других церковно-приходских строений в римско-католических и греко-униатских приходах.

За тем были изданы меры против совращения униатов в латинство, — меры очень подробные. (Некоторые из этих мер приводились в исполнение уже по выходе князя Черкасского в отставку, под главным руководством и высшим наблюдением графа Д. А. Толстого, который в звании Министра Народного Просвещения и вместе Обер-Прокурора Св. Синода сосредоточивал в своих руках высшее заведование делами бывших греко-униатов Холмской Руси). Задача возрождения народа и Православной Церкви, по мнению князя Черкасского, находилась в зависимости от возрождения всех народных сил и от развития сознания в направлении общерусском.

Он направил главные свои заботы на массы народа и смотрел на духовенство только, как на один из важных органов в этих заботах.

При этом князь никогда не забегал вперед, не бросался на мелочи, хотя бы и бьющие в глаза всем, и пренебрегал скороспелыми плодами.

Он тесно соединял заботы о духовенстве с заботами о народе, и только в этом соединении видел залог прочности задуманного дела и его полное значение для государства.

Необходимо припомнить, что еще до вступления своего в управление духовными делами в Царстве, князь Черкасский, ввиду предстоявшего ему назначения, тщательно изучал и уяснял себе, совместно с Н. А. Милютиным, все относящееся к духовным делам Царства Польского и намечал предстоявшие ему задачи.

Существеннейшая часть этих трудов напечатана в 1864 году под заглавием "Предположения и материалы по устройству Духовной части в Царстве Польском", где помещены все исследования и данные по каждому вопросу.

Кроме того, чтобы не упустить ни малейшей подробности, князь приглашал каждого более или менее знакомого с положением дел на месте, сообщать ему нужные сведения или изложить свою мысль; на этот зов откликнулись весьма многие.

Он обращал особенное внимание на тех лиц из униатского духовенства, которые принадлежали к русской нации и в различное время противодействовали сближению унии с латинством; на тех, которые ввиду гибели, угрожавшей, во время мятежа, греко-униатской церкви и русской народности, умоляли наместников Царства в 1863 году о защите греко-униатского исповедания и русской народности униатов; на тех, которые жаловались на действия подляшского католического епископа Шиманского, враждебного Унии. Черкасский являлся защитником и покровителем той части холмских униатов, которая была расположена к русскому правительству и сохраняла черты русской народности.

Заботам князя Черкасского надо приписать все то, что Учредительный Комитет и Правительственная Комиссия Народного Просвещения сделали в пользу греко-униатских учебных заведений.

Он вдохновлял учебное ведомство (главным директором был Ф. Ф. Витте) и направлял его на истинно русский путь; в иных случаях непосредственно руководил этим ведомством.

Так, устройство русских гимназий для униатов и женского пятиклассного училища в Холме — обязаны почину князя. В то же время князь Черкасский следил за действиями нового епископа холмского Каминского и за епархиальным управлением.

Каминский, по настоянию князя Черкасского, хотя и сделал несколько важных представлений о введении в епархии нового строя и порядка, но тем не менее вел тайные интриги против Черкасского, распространял ложные слухи о намерениях русского правительства и противодействовал всему насколько мог. Каминский был наконец удален.

В 1866 г., 11-го мая, издан был наместникам указ, который имел в виду обуздать посягательства католических ксендзов на униатскую церковь определением неизбежных взысканий за всякое с их стороны участие в совращениях униатов в латинство.

Сверх всего этого, Черкасским учреждено особое управление работами по постройке и починке церквей греко-униатских и, вместе с тем, была предположена постепенная постройка православных церквей в крае. Все эти меры вызвали поход озлобленной ненависти против Черкасского не только в польской среде, но и в Австрии (ибо он завел живые сношения с Галициею и с живущими там русскими униатами) и даже в самой России, так как переход его из мировых посредников прямо почти в министры представлялся чем-то необычайным, с чем не могла помириться обыкновенная посредственность.

Все вооружились против Черкасского, который при Милютине мог еще действовать и бороться, но паралич, постигший Милютина в 1866 году, побудил Черкасского оставить служение в Польше.

Приехав в Петербург, навестить больного Милютина и разъяснить свое положение, Черкасский узнал, что управление канцеляриею по делам Царства Польского возложено на Набокова.

Черкасский выразил настоятельно свое желание оставить службу в Царстве Польском, хотя Государь Александр II желал, чтобы он остался по-прежнему главным директором духовных и внутренних дел в Царстве ("Русская Старина", 1895 г., № 2). Этим отказом Черкасский сделал себя невозможным для государственной службы на будущее время. Уезжая из Варшавы, князь Черкасский оставил такое количество личных, одному ему свойственных, политических соображений, планов, проектов в глубокую даль, что долго и долго преемники его будут их перебирать, удивляясь его уму, таланту, недоумевая где взять новых сил и деятелей на их выполнение.

Уехав из Варшавы, Черкасский очутился в Москве под сенью хоругви св. Кирилла и Мефодия, где разъяснял польский вопрос собравшимся тогда в Москву славянам, на первый всеславянский съезд 1867 года, участвовал на торжествах, бывших по этому поводу и т. д. Князь предполагал отдохнуть и набраться новых сил, а пока посещал гостиные, собрания, беседы, выставки, клубы, заседания ученых обществ (Естествознания, Сельского хозяйства и, особенно, Общества Любителей Словесности, которое очень любил); он помогал и усердно хлопотал об устройстве общества народного пения и был одним из первых его учредителей.

Старая любовь к обильному чтению по вечерам и ночам опять проявилась в нем, но он должен был вечно действовать, как бы ни скромна была эта рабочая деятельность.

Такая деятельность ему скоро и представилась.

По словам Муханова ("Русский Архив", 1897, т. І, ст. 96) министр Зеленый в 1870 г. представил Черкасского себе в товарищи министра, но Государь Император предпочел ему князя Оболенского.

Черкасский был вскоре избран в Москве городским головою.

Но эта деятельность была не по нем; хозяин он был плохой.

По свидетельству служивших с ним, он много тратил времени на мелочи, не хотел спокойно махнуть рукою и предоставить подлежащую администрацию своему течению; он вдавался в разбирательство ее и регламентацию, дробил свой талант на мелкие вопросы, вступал в прения с мелкими чиновниками и наемными служителями, доказывая им их ограниченность и непонимание дела; это порождало обиды, неудовольствие, жалобы на притеснения, дерзости и т. д. Вскоре он сделал ошибку, приняв участие в поданном тогда адресе, в котором московская дума, принося Государю благодарность за призыв всех сословий к отбыванию воинской повинности, ходатайствовала о даровании сословиям прав политических.

Этот адрес был возвращен при выговоре, что и заставило князя сложить с себя звание головы и окончательно закрыло ему пути к высшим постам в администрации.

Тяжело было видеть Черкасского, осужденного на жизнь частного человека, но еще томительнее было ему самому.

Он пытался рассеяться путешествием по Европе.

Между тем, тщательно разработанное в Министерстве Внутренних Дел, положение о городском общественном управлении передано было Государственным Советом в особую Комиссию под председательством Главноуправляющего II Отделением Собственной Е. И. В. Канцелярии князя Урусова, где это положение было пересмотрено с участием приглашенных экспертов и городских голов, в числе коих был и князь Черкасский.

Затем это Положение вновь поступило в Государственный Совет, где к рассмотрению его в заседаниях 15 и 16 апреля 1870 года был также приглашен князь Черкасский.

Когда он был частным человеком, к нему по временам обращались из правительственных сфер по тому или другому вопросу.

Так, в 1870 году правительство наше было озабочено вопросом: следует ли принять меры и какие именно по ограничению дробления поземельной собственности крестьян, и Главноуправляющий бывшего II Отд. С. Е. И. В. Канцелярии князь Урусов, проектировав правила в этом отношении, пожелал знать и мнение князя Черкасского по этому предмету.

Князь ответил, 1 августа 1870 года, на это длинным письмом, в котором выразил, что издание нового закона, имеющего определить низший размер дробления крестьянской собственности, представляет много трудностей.

Следует прежде всего правительству обеспечить успех предстоящего преобразования — общинного владения земли в подворное — всеми от него зависящими мерами.

Прежде, чем думать об установлении недробимости крестьянской подворной собственности, необходимо предварительно создать эту самую собственность из нынешнего общинного владения.

Князь при этом, однако, полагал, что не должно быть безучастным к вопросу о дроблении крестьянской поземельной собственности. "Должно, не издавая закона, содействовать, естественным и непринудительным для крестьянина путем, простому, по мере возможности, сохранению в крестьянском быту более или менее крупной единицы, какова бы ни была эта единица, общинная, подворная или семейная, — ибо возможным сохранением каждой из таковых единиц в крестьянском быту достигается, более или менее близко, та главная цель неизмельчания крестьянской поземельной собственности, которую законодатель имеет ныне в виду". Подобная случайная деятельность, конечно, не удовлетворяла князя. В это время он предпринял опять путешествие за границу, во время которого обогнул морем Балканский полуостров, посетил Царьград, Крым и остался в восторге от величавого вида всемирно-исторического Босфора, о котором Черкасский и писал Самарину из Флоренции: "Я не знаю прекраснее и назидательнее зрелища для русского человека.

Стыдно кататься каждый год от скуки по опошленным Швейцариям, Енгадинам и не заглянуть в Крым, Черное море, Босфор", а потом далее прибавляет: "Как бы то ни было я убедился и ежедневно убеждаюсь более и более, что я для света отяжелел, что в мире людская память меня покинула, даже в кругу моих прежних присных; что сам я утратил способность и случай сближения с более молодым поколением.

Остается примириться с этим положением, научиться оставаться чуждым тому движению — разумному или неразумному, которое совершается вокруг тебя, и доживать свой век, как можно скорее". Затем в 1876 году, в Париже, он принялся писать историю крестьянского преобразования в России, но написал только начало и, притом, весьма немного, — он дошел только до занятий Редакционной Комиссии.

Между тем, ему не суждено было оставаться чуждым тому движению, которое начало совершаться опять вокруг него. Он очутился лицом к лицу с восточным вопросом, которым и ранее занимался, как это видно по его статьям.

Последовал манифест 12-го апреля 1877 года; русские войска двинулись за Дунай. Князь Черкасский не счел возможным оставаться в стороне.

Он выразил военному министру (Д. А. Милютину) желание быть при гошпиталях армии, и Милютин содействовал его назначению в качестве уполномоченного при действующей армии от Центрального Управления Общества Красного Креста.

Кроме того, Милютин сообщил ему о предположении сделать его также заведующим гражданскою частью вновь занимаемого края. Черкасский поехал в Петербург, чтобы ознакомиться с новою предстоящею ему деятельностью.

Для Общества Красного Креста Черкасский был человеком совершенно новым и неизвестным; никто не предполагал, что он займет должность, на которую было немало желающих в Петербурге.

К нему отнеслись с недоверием и нерасположением, и не оказывали необходимого содействия.

В министерствах также не оказалось материалов по предстоявшему управлению краем, который должно было еще завоевать.

Черкасского приняли холодно; он видел шаткость своего положения; все откладывали его отъезд в действующую армию, где были также против него. Находили, что мероприятия по устройству Болгарии несовместимы с ведением военных действий; что несвоевременно даже их обсуждать, не завоевав края и т. д. Прибыв в Кишинев, где находилась главная квартира Главнокомандующего, князь Черкасский прежде всего позаботился о переводе на русский язык самых существенных законов, которыми управлялась Болгария, чтобы иметь возможность дать надлежащие руководства для временного управления постепенно занимаемыми нами областями.

С появлением наших войск турецкие власти и все турецкое население поголовно бежало; приходилось и заведовать страною, и охранять оставшихся турок от насилия болгар.

Черкасский предполагал по окончании войны это временное управление заменить другим, полным гражданским устройством, на началах, взятых из жизни народа, а пока было необходимо вводить какое-нибудь гражданское управление потому, что военное управление с отходом войск упразднялось само собою и наступала неурядица.

Воспользовавшись существовавшими при турецком владычестве порядками, князь Черкасский дал широкий простор самоуправлению городскому, сельскому и земскому, применил их к потребностям болгарской автономии.

При этом всякая ненужная бюрократическая ломка была отстранена.

Так, сохранено было прежнее деление страны на округи и санджаки (губернии), и их взаимные границы.

Но административно-полицейская власть в округах и санджаках была, на первое время, в руках русских должностных лиц, из военных, причем им даны помощники из местных жителей; административный персонал из болгар должен был подготовиться по мысли Черкасского в два года. Полицейская стража была учреждена из местных жителей.

Во избежание кровопролитных стычек между злобствующими частями населения решено было произвести обезоружение вообще, но Черкасский выражал, что должно подвергнуть обезоружению одно мусульманское население, столько раз злоупотреблявшее своим оружием.

На деле же оказалось, что надлежало охранять оставшихся турок от мщения болгар.

Образовали особые свободные болгарские партии вооруженных (четы) для наблюдения за порядком.

Но эти-то четы именно и резали и грабили турок. Тогда, 8-го августа 1877 года, разрешили учредить, по усмотрению губернаторов, караулы из более достаточных жителей.

Не предрешая вопроса о той или другой форме суда в будущем, были сохранены прежние судебные советы (меджлиссы), причем ввиду исключительных обстоятельств военного времени, губернаторам (мутесарифам) предоставлено было из производства местных судов изъять всякое дело, коль скоро это будет признано необходимым для поддержания в крае порядка и спокойствия.

Восстановлены были действия прежних окружных казначейств и таможен (где таковые были), при чем составлены правила о казначействах по образу русских.

Система налогов, бывшая при турецком владычестве, была сохранена, но только отменена поголовная и исключительно с христиан подать, под названием бебель, за освобождение от военной службы; изменен порядок взимания податей с десятины; ненавистная населению отдача податей на откуп была отменена.

В Зимнице, 20-го июня, было Высочайше утверждено основание для финансового управления Болгариею.

Князь обратил внимание на изучение земледельческих касс, собрал любопытные материалы о них и хотел дать им широкое развитие.

Изданы были временные правила о подводной повинности населения и устроены для почтовой гоньбы почтовые станции, числом 21 с 230 лошадьми, нанятыми в немецких колониях около Одессы; вместе с тем устроены почтовые тракты по трем линиям из Систова в Плевну, в Ени-Загру и Габрово.

Временное управление не касалось духовной и учебной части. Война чрезвычайно затянулась; пришлось вести трудную осеннюю и зимнюю кампанию, стоять под Плевною, на высотах Шипки и т. д. Это в свою очередь неизбежно дало совсем другое направление неутомимой деятельности князя Черкасского; ему пришлось заниматься не законоположениями гражданского устройства княжества Болгарского, но мерами к возможному уменьшению бедствий войны; ему пришлось заботиться о больных и раненых (количество которых доходило до громадных размеров) и еще о спасении и приюте многих сотен тысяч мирных жителей Болгарии, разоренных, оставшихся без крова, без пищи и даже без одежды при наступлении суровой зимы. Для помощи болгарским беженцам князь Черкасский составил комиссию и послал из Тырнова по разным направлениям в горы для оказания помощи нуждающимся.

Он предложил также губернаторам размещать бесприютных по домам ушедших турок, выдавать пособия, преимущественно натурою, отдавать безвозмездно поля с хлебом, оставленные турками, сдавать для заработка все натуральные работы (как-то: починки дорог, кошение травы и хлеба и пр.). Во всех городах открыты комитеты для болгар; всему населению, способному к труду, указаны работы; старики и дети собраны в приюты; а для женщин организованы мастерские.

Помимо этого, князь Черкасский потрудился по делу образования запасов для продовольствия армии. В дни побед не обращали внимания на тучные поля и нивы, не полагая, что они могут пригодиться во время военных действий осенью и зимою. Черкасский еще в Тырнове предлагал охранять поля и воспользоваться этими средствами края для продовольствия армии, которое, как известно, было отдано, по особому договору, товариществу Горвиц и Коган, оказавшемуся, впоследствии, несостоятельным.

Под Плевной выяснилось, что предстоит зимовать в Болгарии; тогда нашли возможным воспользоваться предложением Черкасского и решили образовать путем реквизиции, за деньги, запасы хлеба и фуража для армии. Все запасы должны были поступать в ведение интендантства.

Равным образом, оказался недостаток в подводах для перевозки тяжестей, и Черкасский предлагал обратить на это турецкий скот, покинутый владельцами.

Сперва не приняли его предложения, а потом просили его же образовать транспорт, хотя бы из тысячи подвод.

Подобного рода меры Черкасского возбуждали, однако, против него неудовольствие лиц, заинтересованных в делах интендантства.

К ним понемногу примыкали и другие лица и в том числе даже многие болгары, мечтавшие о предстоящей им политической деятельности.

На основании данной инструкции, на Черкасского возлагалось также деятельное содействие военному начальству в образовании болгарских дружин (ополчение) и, вообще, местной военной силы, на которую по выходе русских войск могло бы быть возложено охранение края. Черкасский немедленно приступил к образованию ополчения, причем материалом для этого служили бывшие добровольцы сербской армии и болгарские выходцы; кадры же и офицеры назначались из русских войск. Правила для формирования этого болгарского ополчения были утверждены 5 апреля 1877 года, а с небольшим чрез месяц, 16 мая, уже насчитывалось шесть дружин ополчения (более 1000 человек в каждой), которые перешли Дунай. Скоро появились неудобства от полного отсутствия почт и телеграфов на пространстве от Дуная до Балкан.

Черкасский успел организовать почтовое дело, по возможности по русскому образцу, при содействии полевого штаба. Помимо этого, гражданское управление в то же время заботилось о возможных удобствах армии и о предоставлении войскам возможности наилегчайшим способом приобретать для себя все необходимое.

Но все эти распоряжения и представления князя Черкасского не снискали ему благорасположения главной квартиры, занятой в то время исключительно мыслию овладеть Плевною.

Напротив того, ему давали понять, что тяготятся его представлениями и выказывали заметное охлаждение к нему. Это не оставалось без влияния на характер и здоровье Черкасского.

К тому же он начинал недомогать и предполагал ехать в Москву, куда звала его престарелая мать его, 90 лет от роду, желавшая перед смертью еще раз с ним повидаться.

Но обстоятельства изменились после взятия Плевны, 28 ноября.

Князь не думал проситься об увольнении в отпуск в Москву, а вслед за победоносным шествием наших войск сам совершил, 1 января 1878 г., переход через Балканы.

Дорога была ужасная.

Князь почти все время шел пешком, поддерживая бодрость других, но утомился и шепнул на ухо соседу: "Как бы хорошо было быть теперь дома, у себя, в Чернышовском переулке". Утро князь провел в Шейнове, а потом поехал в Казанлык, по страшной дороге; ежеминутно попадались глазам картины разорения и смерти, трупы людей и животных, беглецы и т. д. Достигнув Германлы, князь и его спутники сели в вагоны, и приехали в Адрианополь, откуда князь Черкасский писал 15 января своей семье, а затем, ввиду предстоящего заключения мира, усиленно занимался делами по гражданскому управлению краем, тем более, что один из его помощников уехал в Петербург. "Дела — гибель, не успеваешь за ним; истомился страшно, состарился и похудел.

Думаю, когда-то Господь сжалится надо мною и даст мне увидеть свою семью и свой дом", писал он брату своему, 31 января.

Это были последние скорбные его строки.

Он заболел еще в Тырнове маляриею, но не обратил должного внимания на болезнь, которая обострилась в Адрианополе до того, что врачи советовали ему отдохнуть и лечиться, но Черкасский пренебрег этими советами. 2 февраля ему исполнилось 54 года; князь чувствовал себя дурно, но превозмогал себя и лежа занимался делами. 7-го февраля, поутру, было не хуже; к нему являлись с разными докладами; он устал и около 4-х часов заснул.

Потом мысли стали путаться.

Доктор Обермиллер созвал консилиум; одни говорили — апоплексический удар, другие — злокачественная болгарская лихорадка.

Но все доктора решили единогласно, что нужен полный отдых, что необходимо переехать в какой-нибудь приморский город, где вдали от дел князь поправился бы. Но князь объявил, что поедет в Сан-Стефано. "Я должен видеть Великого Князя; от этого зависит участь Болгарии; после этого свидания буду самым послушным пациентом". Князь вез проект учреждений высшего управления Болгариею. 14-го февраля он покинул постель, целый день ревностно приводил дела в порядок и вечером поехал по железной дороге, был весел, бодр, но утомился.

В это время у него явились боли в кишках, которые князь утаивал, боясь, что доктора помешают ему отправиться к Великому Князю. Приехав 16 февраля в Сан-Стефано, князь поместился прекрасно, хотел видеть Великого Князя 17-го, но по случаю развода Его Высочество отложил прием до следующего дня. Князь в шубе на балконе сидел и наслаждался морским живительным воздухом.

Разговор шел о кандидате на болгарское княжество.

На другой день, в 12 часов, Черкасский отправился к Великому Князю. Болезненный вид Черкасского и его нервная зевота поразили Великого Князя. Возвратившись домой, Черкасский сел писать и все исполнил, что вытекало из утвержденных Великим Князем докладов. 18 февраля с ним сделался легкий удар и он лишился языка, а за тем, 19 февраля 1878 г., скончался в 5? часов утра. В тот же самый день был подписан договор в Сан-Стефано.

Тело Черкасского бальзамировали, положили в гроб и 21 февраля вынесли в греческую церковь, где отпевали, а затем на пароходе перевезли в Одессу, потом по железной дороге в Москву.

После торжественной обедни, 15 марта, в церкви Московского Университета, тело князя Черкасского предано земле в Даниловом монастыре, рядом с могилами Гоголя, Самарина и Хомякова.

Потомство после себя князь Черкасский не оставил.

Судить о князе Черкасском, как о деятеле болгарского освобождения и первого устроителя Болгарии, в настоящее время едва ли возможно; но можно сказать, что он как бы заранее предназначен был к исполнению выпавшей на него задачи и по силе просвещенного ума своего, и по богатой опытом предшествовавшей своей организаторской деятельности.

Личный его характер был не из симпатичных и часто вредил ему. Князь побеждал не столько приятностью своего характера и способом обращения, сколько своим глубоким умом, обширными знаниями, горячим патриотизмом, необыкновенною способностью к деловым занятиям и организаторскою деятельностью.

Кроме этого, по справедливому замечанию А. Васильчикова ("Новое Время", 1878 г., № 717), на князя Черкасского отчасти по его собственной вине обрушились многие неудовольствия и злобы лиц, пострадавших от преобразований 1861 и 1864 годов, в имущественных или личных своих интересах.

Н. П. Барсуков, "Жизнь Погодина", т. IX. — "Князь В. А. Черкасский", Москва, 1879. — "Князь В. А. Черкасский и Холмские Греко-Униаты", Варшава, 1879 г. — Попов, "Судьба унии в русской Холмской епархии", Москва. — "Памятники Русской старины в западных губерниях, издаваемые Батюшковым". Выпуск VIII. "Холмская Русь." — "Холмский Варшавский Епархиальный Вестник" за 1878 и 1879 года. — "Собрание узаконений и распоряжений правительства по крестьянским делам в губерниях царства Польского", т. I, с 19 Февраля 1864 года по 31 Августа 1871 г. — Матвеев, "Болгария после Берлинского конгресса". — "Юридический Вестник", 1872 года, № 2. — "Журнал Гражданского и Уголовного Права", 1880 года, книга 4 (статья Полаузова). — "Русь" 1883 года, № 3—6. — "Наблюдатель" 1882 года, № 9—10. — "Московские Ведомости", 1871 года, № 72, Апреля 7. — "Новое Время", 1878 года, № 714, 717. — "Вестник Европы" 1878 года, № 3. — Щепкин, "Общественное хозяйство г. Москвы", Москва. — Дитятин, "Городское Управление". — Семенов Н. П., "Освобождение крестьян в царствование Императора Александра II", т. І, II и III, ч. 1 и ч. 2. — "Русский Архив" за 1878 год, № 6; 1880 г., III; 1882 г., І и II; 1884 г., II; 1887, т. II; 1896 г.? т. І (воспоминания Раевской); 1895, т. ?, 1897, т. І, ст. 96; 1899, т. III, ст. 312; 1901, № 10, стр. 257. — "Русская Старина" за 1876 г., № 2; 1878 г., III; 1884 г., том 41, 42; 1886 г, т. 50, май, октябрь; 1887, т. 53, 54; 1888 г., т. 57—60; 1889 г., т. 61, 62, 63; 1890 г., т. 65—68; 1892, том 73, 75; 1893 г., т. 77; 1895 (статьи г. Анучина) и 1896 г. (статьи г. Анучина); 1897, окт., т. 92; 1899, т. 97, Записки М. А. Милютиной. — "Материалы для биографии кн. В. А. Черкасского", составила княг. О. Трубецкая, т. І. Переписка с Самариным, Кошелевым, Аксаковым и пр. Москва, 1901 года. П. М. Майков. {Половцов} Черкасский, князь Владимир Александрович — известный государственный деятель.

Род. в 1824 г. в Чернском уезде Тульской губернии; 16-ти лет поступил на юридический факультет московского университета; ревностно занимался юридическими науками, главным образом, историей русского права. Из профессоров князя Ч. считал себя наиболее обязанным Погодину и Н. Крылову.

Уже в студенческие годы сказался в нем интерес к крестьянскому вопросу: в 1844 г. он получил от университета серебряную медаль за сочинение на тему: "Очерк истории сельского сословия в России". Изложив историю политического развития русской волости, князь Ч. указывает на единственный нормальный выход из крепостного состояния — "общинный политический быт волости, основанный на твердой поземельной собственности". По окончании курса Ч. готовил себя к ученой деятельности, собирал материалы для диссертации о "целовальниках", но занятия сельским хозяйством отвлекли его от ученых работ и заставили ближе ознакомиться с положением крестьян.

Живя в деревне, Ч. чутко следил за всеми изменениями во взглядах правительства на крестьянский вопрос и старался возбудить местную инициативу, организуя кружки из помещиков для обсуждения этого вопроса.

К этому времени относится один из первых составленных Ч. проектов освобождения; в нем Ч. отмечает недостатки указа об обязанных крестьянах и осуждает безземельное освобождение крестьян, допуская его, впрочем, для дворовых и мастеровых.

В своих имениях Ч. сделал опыт такого освобождения.

Выкупная цена за душу была установлена в 60—100 руб., с рассрочкой на 2—3 года. Ч. впоследствии подвергался нареканиям: говорили, что он, заранее предвидя освобождение, постарался отпустить крестьян без земли; но он фактически не мог отчуждать ни одной десятины из имения, так как оно было заложено.

В 1847 г., по почину тульского губернатора Н. Н. Муравьева, образовался кружок тульских помещиков для составления проекта освобождения крестьян в их собственных имениях.

Ч. принял деятельнейшее участие в разработке проекта, но все работы и рассуждения в 1848 г. были прекращены и неизвестно, был ли даже представлен проект кружка губернатору.

До смерти Николая I прекращается всякое движение в крестьянском вопросе; этот период является эпохой затишья для Ч. В 1850 г. он женился на княжне Васильчиковой и начал жить по зимам в Москве.

В эти годы Ч. сближается со славянофилами; славянофильские взгляды, не чуждые Ч. и в студенческие годы, теперь оказывают решительное влияние на склад его мировоззрения.

Совершенно чуждый религиозным основам славянофильской теории, Ч. не может быть всецело причислен к славянофилам: он сходился с ними только в практических вопросах.

Крестьянский вопрос был постоянным предметом обсуждений (1850—51) в славянофильском кружке, и князь Ч. принимал в них деятельное участие.

Во втором, не пропущенном цензурой, томе "Московского Сборника" должна была появиться статья Ч.: "Юрьев день" — переработка его студенческой работы.

Особенно вредной была признана именно эта статья, и Ч., подобно другим участникам, подвергся ограничению в правах печатания и полицейскому надзору.

Эти ограничения были сняты только в новое царствование.

С основанием "Русской Беседы" Ч. принял живое участие в ее редакции.

Для первой книжки он дал "Обозрение политических событий в Европе за 1855г."; во второй появились его статьи: "О сочинениях Монталамбера и Токвиля" и "Тройственный союз". В начале 1857 г. Ч. представил правительству свой труд: "О лучших средствах к постепенному исходу из крепостного состояния". По странной случайности, до самого последнего времени Ч. приписывался проект другого лица, выставляющий автора в неблагоприятном освещении.

Труд, действительно принадлежащий Ч., напечатан в 1901 г. и представляет замечательный трактат по крестьянскому вопросу.

Интересен, между прочим, следующий вывод: "правительство отнюдь не должно увлекаться односторонним воззрением на дело и страшиться отпущения на волю двух или трех миллионов жителей без земли, так как крепостной труд, в свое время достаточный, недостаточен для быстро развивающегося общества, и современный ход русской промышленности, не только фабричной, но и земледельческой, настоятельно начинает требовать образования массы свободного труда, способного по зову нужд частных и общественных свободно передвигаться с места на место, как ясно доказала это и настоящая война". В 1857 г. Ч. уехал за границу; в Риме он сблизился с баронессой Раден (см.) и был представлен великой княгине Елене Павловне, для которой написал две обширные записки "о главных и существеннейших условиях успеха нового положения". Когда в конце 1857 г. крестьянское дело вступило в новый фазис, Ч. поспешил в Россию.

С этого времени возникает энергичная и напряженная деятельность Ч. по разрешению крестьянского вопроса, снискавшая ему всеобщую известность.

Началась она в тульском губернском комитете.

Стоя во главе меньшинства, защищавшего наделение крестьян землей, Ч. вынес упорную борьбу со своими консервативными противниками.

Своими резкими и язвительными речами он возбудил против себя ретроградное большинство, поставившее даже вопрос об исключении его из числа тульских дворян.

В эту пору в № 9 "Сельского благоустройства" появилась статья Ч.: "Некоторые черты будущего сельского управления", наделавшая много шуму и вызвавшая враждебное отношение к Ч. в либеральной печати: Ч. в будущей сельской общине освобожденных оставлял за дворянином-владельцем право телесного наказания крестьян (до 18 розог). Вообще, нужно иметь в виду, что Ч. во многом оставался верен воззрениям, сложившимся у него на почве административно-помещичьей практики.

В своем проекте сельской общины Ч. предоставляет дворянству преимущественное право местного наблюдения за интересами сельского сословия и местного суда над ним, право опеки и надзора.

По окончании работы в губернском комитете, Ч. был вместе с Ю. Ф. Самариным приглашен в качестве члена-эксперта в комиссию для составления положений о крестьянах (1858—1861). Здесь, вместе с Самариным и Н. Милютиным, он защищал прогрессивное проведение крестьянской реформы.

После объявления воли, Ч. уехал из СПб. и в Веневском уезде занял должность мирового посредника (1861—63). Когда император Александр II поручил Н. Милютину дело внутреннего устройства Польского края после мятежа, Милютин, с Высочайшего разрешения, пригласил к себе в помощники, как частных, неофициальных лиц, Ч. и Самарина.

Результатом их совместных трудов было Положение 19 февраля 1864 г., наделявшее землей польских крестьян.

По настоянию Милютина, Ч. вступил на службу и был назначен главным директором правительственной комиссии внутренних дел. В этой должности Ч. развернул способности искусного администратора: вместе с Милютиным он проводил новую систему отношений правительства к Польше, состоявшую в освобождении крестьянства из-под власти шляхты и в ослаблении политического значения римско-католического духовенства.

С удалением Н. Милютина от дел Ч. не пожелал оставаться в Варшаве и прекратил свою деятельность (1866). Два года спустя он принял звание московского городского головы.

Он был одним из главнейших деятелей при составлении и обсуждении Высочайше дарованного в 1870 г. Городового положения.

По его инициативе московская дума, по случаю объявления самостоятельности действий России на Черном море (ограниченной Парижским трактатом) и введения всеобщей воинской повинности (1870), подала всеподданнейший адрес, который министр внутренних дел не нашел возможным представить Государю и о котором министр императорского двора отозвался как о составленном "в неуместной и неприличной форме". В этом адресе было следующее обращение: "Никто не стяжал таких прав на благодарность народа, как вы, государь, и никому не платит народ такой горячей привязанностью.

От вас принял он дар и в вас же самих продолжает он видеть надежнейшего стража усвоенных им вольностей, ставших для него отныне хлебом насущным.

От вас одних ожидает он завершения ваших благих начинаний и первее всего — простора мнению и печатному слову, без которого никнет дух народный и нет места искренности и правде в его отношениях к власти; свободы церковной, без которой недействительна и сама проповедь; наконец, свободы верующей совести — этого драгоценнейшего из сокровищ души человеческой.

Государь, дела внешние и внутренние связуются неразрывно.

Залог успеха в области внешней лежит в той силе народного самосознания и самоуважения, которую вносит государство во все отправления своей жизни. Только неуклонным служением началу народности укрепляется государственный организм, стягиваются с ним его окраины и создается то единство, которое было неизменным историческим заветом ваших и наших предков и постоянным знаменем Москвы от начала ее существования". Вскоре князь Ч. сложил с себя звание головы и надолго закрыл себе путь к высшим административным должностям.

В бездействии провел он несколько лет; путешествовал по Европе, где завязал знакомства с выдающимися государственными людьми.

Русско-турецкая война снова призвала его к деятельности.

Он взял на себя обязанности уполномоченного при действующей армии от центрального управления общества Красного Креста.

Затем на его долю выпало устройство гражданской части в Болгарии.

Ч. весьма искусно справился с этой задачей: он дал широкий простор самоуправлению сельскому, городскому и земскому.

Особенность введенного им гражданского управления — та, что оно не связано с определенной политической формой быта. Деятельность князя Ч. в Болгарии еще ждет своей оценки.

Переутомленный чрезмерной деятельностью, Ч. скончался в день подписания Сан-Стефанского трактата, в годовщину освобождения крестьян — 19 февраля 1878 г. См. "Князь Ч., его речи, политические статьи, воспоминания о нем" (М., 1879); княгиня О. Трубецкая, "Материалы для биографии князя В. А. Черкасского" (т. I, кн. 1); "Князь Ч. и его участие в разрешении крестьянского вопроса" (М., 1901); "Князь Ч. в Болгарии" в "Русской Старине". {Брокгауз} Черкасский, князь Владимир Александрович д. с. с., русск. губернатор в Болгарии, председ.

Ком. о монастыр. и для сост. администр. дел Привислян. края; р. 1824, † 19 февр. 1878 г. {Половцов}