Мерзляков Алексей Федорович

Мерзляков Алексей Федорович — талантливый критик и поэт; род. в 1778 г., в городе Далматове, в небогатой купеческой семье. Учился в пермском народном училище, где обратил на себя внимание "Одой на заключение мира со шведами", дошедшей до императрицы Екатерины II. Его на казенный счет определили в университетскую московскую гимназию.

Студентом университета он сблизился с Жуковским и был членом кружка, задавшегося целью "очищать вкус, развивать и определять понятия обо всем, что изящно, что превосходно". Многим обязан он советам Дмитриева.

Первые поэтические опыты М. появились в журнале Подшивалова: "Приятное и полезное препровождение времени" (1796). Молодой поэт подражал Ломоносову, Державину, Карамзину.

В "Утренней Заре" М. поместил оду "Непостижимому", явно рассчитанную на соревнование с одой Державина "Бог". Здесь же напечатаны "Песнь Моисеева по прохождении Чермного моря", имевшая особенный успех, и перевод "Ars poetica" ("Наука Стихотворная") Горация.

В 1804 г. М. получил степень магистра и кафедру российского красноречия и поэзии, которую занимал в московском университете до самой смерти (26 июля 1830). С большим усердием исполнял также М. обязанности члена и временного председателя Общества любителей российской словесности, со дня его основания.

В начале 1812 г. М. открыл серию публичных лекций, собиравших цвет литературного и аристократического общества.

Прерванные нашествием Наполеона, лекции возобновились в 1816 г. и дали разбор популярнейших произведений тогдашней русской литературы.

В общем, М. был самым видным представителем университетской словесной науки в течение первой половины XIX в. При вступлении на кафедру он не нашел в русской литературе господства какой-либо одной строго определенной и общепризнанной школы. С одной стороны, авторитет Сумарокова казался непоколебимым, имя Ломоносова, как поэта, — священным, "Россиада" Хераскова считалась последним словом русского эпического гения; с другой стороны, публика зачитывалась балладами Жуковского, и вместе с ним на русско-французский классический Парнас проникали туманные образы немецкого романтизма.

Немного позже, в самый зрелый период профессуры М., стали появляться первые произведения Пушкина.

Природный, весьма развитый художественный вкус помешал М. замкнуться в классическую схоластику и заставлял его на каждом шагу разрушать стройность официальной литературной доктрины.

На первых порах Мерзляков принес существенную пользу университетскому изучению русской словесности.

Он первый отделил преподавание ее от древних литератур и сообщил кафедре русской литературы самостоятельное значение.

До М. разбор образцов отечественного слова происходил на основании латинских риторик.

М. внес в преподавание личный критический талант, выдвинул на первый план национальное содержание русских произведений и старые руководства заменил новыми.

Но реформа дальше не пошла. У М. не оказалось достаточно смелости и энергии, чтобы окончательно порвать с традициями педантизма.

С первых лет профессуры он положил в основу своего преподавания сочинение немецкого эстетика Эшенбурга (см. Критика) и оставался ей верен до конца в общих принципах.

Руководствами для студентов служили составленные М. "Краткое начертание теории изящной словесности" и "Краткая риторика". Обе книги представляли перевод или пересказ идей Эшенбурга; но переводчик нередко вставлял в текст такие мысли, которые мало соответствовали подлиннику. "Произведения изящных искусств, — писал, например, М., — как предмет чувствования и вкуса, не подвержены строгим правилам и не могут, кажется, иметь постоянной системы или науки изящного". Несравненно важнее всяких правил — критика вкуса. Эта двойственность идей и приемов проходит через всю деятельность М. В теории он высказывал взгляды, менее всего жизненные и прогрессивные, например, согласно Горацию, делил всю поэзию на два рода — эпический и драматический, а лирическую поэзию включал в разряд эпической.

Больше оригинальности и исторического значения представляют критические статьи М., появлявшиеся в "Трудах Общества Любителей Российской Словесности", в "Вестнике Европы" Каченовского, в журнале "Амфион", который издавал М. вместе с Ф. Ф. Ивановым и С. В. Смирновым.

Встречающиеся здесь отзывы о всех важнейших русских писателях русской литературы часто отличаются большой критической проницательностью и художественным чутьем.

В статье "Рассуждение о российской словесности в нынешнем ее состоянии" ("Труды", 1812, I) М. характеризует деятельность Тредьяковского, Сумарокова, Ломоносова, Державина, Хераскова, Озерова, Крылова совершенно независимо от теоретических пиитик.

Значение "Телемахиды" Тредьяковского он старается определить с исторической точки зрения; по поводу Сумарокова и Озерова читает резкую отповедь подражанию французам, "умственному рабству" русских писателей; по поводу Ломоносова высказывает порицание пристрастию к торжественным одам, так как "человек всего занимательнее для человека"; с этой же точки зрения восхваляется Державин за употребление будничных, народных выражений.

В "Вестнике Европы" М. напечатал пространные разборы сочинений Сумарокова, трагедий Озерова, "Мельника" Аблесимова (1817, части 91—94), в "Трудах" — статью о Державине (1820, XVIII) и "Письмо из Сибири" (1818, XI). Эти статьи следует считать наиболее полным отражением критического таланта М. Главная заслуга их — в том, что автор восстал против литературного староверия и решил подвергнуть критической проверке старые авторитеты.

В развенчивании произведений Сумарокова, в более точном и рассудительном определении поэтических заслуг Ломоносова и художественного таланта Державина М. явился предшественником Надеждина и Белинского.

Ему недоставало, однако, цельности и последовательности руководящих принципов. "Вот где система", — говорил он своим слушателям, указывая на сердце и сводя критику, таким образом, к впечатлениям, которым (слушателям) вдобавок предстояло мириться с неизменными толками профессора о "правилах". Отсюда противоречия и сбивчивость представлений, на что и указал современник М., Веневитинов.

Молодой критик отметил еще и другой, едва ли не более существенный недостаток эстетики М.: профессор не следил за развитием своей науки, с течением времени даже совсем покинул изучение ее, лекции свои превратил в импровизации, в разбор произведений Ломоносова или Державина, случайно попадавшихся на глаза при раскрытии книги на кафедре.

Вновь возникавшие явления в области литературы заставали М. врасплох: он или подвергал их суду с узкой схоластической точки зрения, или обличал растерянность критической мысли. Так, в "Письме из Сибири" он напал на баллады и на "дух германских поэтов" на таком основании: "что это за дух, который разрушает все правила пиитики, смешивает вместе все роды, комедии с трагедией, песни с сатирой, балладу с одой и проч., и проч.?" Появление Пушкина повергло М. в смущение.

Очевидцы рассказывают, что, читая "Кавказского пленника", М. плакал: "он чувствовал, что это прекрасно, но не мог отдать себе отчета в этой красоте и — безмолвствовал". Двойственность и недоконченность отмечают М. и как поэта. Он — лирик, совместивший все жанры, от классической оды до простой песни, легко становившейся достоянием даже нелитературной публики.

Упражняясь в торжественном жанре Ломоносова и Державина, М. выражает патриотические и религиозные чувства посредством самых изысканных риторических фигур и в "высоком стиле". Довольно обширен у М. отдел стихотворений на академические торжества; здесь напыщенная форма искупается восторженной верой автора в науку и искренней отзывчивостью на всякий факт, знаменующий ее успехи.

Гораздо большим поэтическим достоинством обладают песни и романсы М.; многие из них положены на музыку.

Иногда сентиментальный тон вредит глубине чувства; условные восклицания, шаблонные обороты встречаются часто — но некоторые песни М. напоминают лучшие Кольцовские песни. Таковы, например, "Я не думала ни о чем в свете тужить", "Чернобровый, черноглазый, молодец удалой", "Ожиданье" ("Тошно девице ждать мила друга"), знаменитое "Одиночество" ("Среди долины ровные"). В стихотворениях для детей ярко отразилась гуманная натура автора; особенной живостью и грацией отличается "хор детей маленькой Наташи". М. много переводил из классических и новых авторов.

Лучшие из его переводов — "Эклоги" Вергилия и Феокрита.

Статьи и лекции М. до сих пор не изданы.

Поэтические произведения изданы Обществом любителей российской словесности в Москве в 1867 г., в двух частях.

Биография М. — в "Биографическом словаре профессоров и преподавателей московского университета" (М., 1855, ч. II). Некоторые сведения о нем в книге М. Дмитриева "Мелочи из запаса моей памяти" (2 изд., М., 1869). На основании этих источников составлена ст. Ник. Мизко ("Русская Старина", 1879, январь).

Ив. Иванов. {Брокгауз} Мерзляков, Алексей Федорович оратор и стихотворец, проф. Моск. унив., р. в г. Далматове, в Перми, 17 марта 1778 г., † 26 июля 1830 г. {Половцов} Мерзляков, Алексей Федорович [1778—1830] — поэт, переводчик, профессор Московского университета по кафедре "российского красноречия, стихотворства и языка". Происходил, из провинциальной мелкобуржуазной семьи и получил среднее и высшее образование на "казенный кошт". Сближение с Жуковским (см.) и другими членами Дружеского литературного об-ва оказало заметное влияние на поэтическое творчество М. Последнее не отличается ни самостоятельностью ни однородностью.

В нем чрезвычайно сильны рудименты витийственного классицизма (популярные у М. формы патриотических од на случай, религиозные стихотворения).

Однако жанры эти играют в творчестве М. подчиненную роль, свидетельствуя о сильном влиянии на М. дворянского стиля. Наибольшее развитие получают у него новые сентиментальные жанры медитативной и любовной лирики (элегия и романс).

Получает у М. развитие и такой характерный жанр, как "мещанский романс". У современного М. читателя пользовались значительной популярностью песни М., стилизованные под народное творчество ("Среди долины ровныя", "Чернобровый, черноглазый молодец удалый"), романсы ("Велизарий"). М. проявил себя как переводчик "Идиллий" г-жи Дезульер, "De arte poetica" (Наука стихотворения) Горация и "Освобожденного Иерусалима" Тассо. По своим литературным взглядам М. был последователем Иог. Эшенбурга [1733—1820], либерально-буржуазного интерпретатора "классической теории". У Эшенбурга М. заимствует историческую точку зрения, к-рую впрочем в своих лекциях и статьях проводит в достаточно скромной форме. Ему понятна и историческая обусловленность эстетических понятий: "В раскрытой перед нами огромной книге природы читаем мы один только листочек, и только тот, на который нам указали нужда и обстоятельства... По сей-то причине писатели обязаны из прекрасной вообще природы выбирать то, что нам (разрядка М.) только кажется прекрасным или совершенным, или что называется у нас изящным в отношении к предметам". В полном соответствии с воззрениями Эшенбурга М. полагает, что "каков бы ни был гений писателя, он более или менее в выборе и предложении своих предметов ограничен степенью образования своих сограждан, нравами, обычаями, прихотями их, понятиями их о славе, о чести, добродетели и пороках, в бесчисленных подробностях и отношениях". Наряду с этими проявлениями исторического понимания "науки словесности" М. обнаруживал одновременно приверженность к "классической" системе и каноническим образцам.

Библиография: I. Стихотворения, под ред. M. H. Полуденского, 2 чч., М., 1867; Речи и статьи Мерзлякова, рассеянные по повременным изданиям первой трети XIX в., в "Трудах Обще-тва любителей российской словесности", "Вестнике Европы", "Аль фионе" и др., — не собраны; наиболее значительные из них: Рассуждение о российской словесности в нынешнем ее состоянии, "Труды Об-ва любителей росс, словесности", ч. 1, 1812, кн. I; Речь о начале, ходе и успехах словесности, там же, ч. 13, кн. XIX. II. Мочульский В., Смена принципов в русской критике XIX ст., "Филологич. записки", 1906, I (и отд.); Виноградов Ф. А., Ал-й Ф. Мерзляков, изд. "Отчета о состоянии 6-й СПб гимназии за 1907—1908 год", П., 1908; Луначарский А. В., Русские критики от Ломоносова до предшественников Белинского, в сб. "Очерки по истории русской критики", т. I, Гиз, М., 1929, стр. 77—80. III. Венгеров С. А., Источники словаря русских писателей, т. IV, П., 1917; Пиксанов.

Н. К., Два века русской литературы, изд. 2-е, Гиз, М., 1924, стр. 68—69. П. Берков. {Лит. энц.}