Мей Лев Александрович

Мей Лев Александрович — известный поэт. Род. 13 февраля 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородино и рано умершего; мать поэта была русская.

Семья жила в большой нужде. Учился М. сначала в Моск. дворянском институте, откуда был переведен в Царскосельский лицей. Окончив в 1841 г. курс, М. поступил в канцелярию моск. ген.-губернатора и прослужил в ней 10 лет, не сделав карьеры.

Примкнув в конце 40-х гг. к так называемой "молодой редакции" погодинского "Москвитянина", он стал деятельным сотрудником журнала и заведовал в нем русским и иностранным литературным отделом.

В начале 50-х гг. только что женившийся М. (см. Софья М.) получил место инспектора 2-й московской гимназии, но интриги сослуживцев, невзлюбивших кроткого поэта за привязанность к нему учеников вскоре заставили его бросить педагогическую деятельность и перебраться в Петербург.

Здесь он только числился в археографической комиссии и отдался исключительно литературной деятельности, принимая участие в "Библиотеке для Чтения", "Отечеств.

Записках", "Сыне Отечества", "Русском Слове" начальных лет, "Русском Мире", "Светоче" и др. Крайне безалаберный и детски-нерасчетливый, М. жил беспорядочной жизнью литературной "богемы". Еще из Лицея, а больше всего из дружеских собраний "молодой редакции" "Москвитянина" он вынес болезненное пристрастие к вину. В Петербурге он в конце 50-х гг. вступил в кружок, группировавшийся около гр. Г. А. Кушелева-Безбородко.

На одном из собраний у графа Кушелева, на котором было много аристократических знакомых хозяина, М. просили сказать какой-нибудь экспромт.

Прямодушный поэт горько над собою посмеялся четверостишием: "Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в графине, и притом в большом". Большие графины расшатывали здоровье М. и порой доводили его до совершенной нищеты.

Дело раз дошло до того, что, забрав во всех редакциях авансы и задолжав всем приятелям, он сидел в лютый мороз в нетопленой квартире и, чтобы согреться, разрубил на дрова дорогой шкаф жены. Беспорядочная жизнь надорвала его крепкий организм; он умер 16 мая 1862 г. М. принадлежит, по определению Аполлона Григорьева, к "литературным явлениям, пропущенным критикой". И при жизни, и после смерти им мало интересовались и критика, и публика, несмотря на старания некоторых приятелей (А. П. Милюков в "Светоче" 1860 г. № 5, Аполлон Григорьев, Вл. Р. Зотов, в первом томе мартыновского издания сочинений М.) произвести его в первоклассные поэты. Это равнодушие понятно и законно.

М. — выдающийся виртуоз стиха, и только.

У него нет внутреннего содержания; он ничем не волнуется и потому других волновать не может. У него нет ни глубины настроения, ни способности отзываться на непосредственные впечатления жизни. Весь его чисто внешний талант сосредоточился на способности подражать и проникаться чужими чувствами.

Вот почему он и в своей замечательной переводческой деятельности не имел любимцев и с одинаковой виртуозностью переводил Шиллера и Гейне, "Слово о полку Игореве" и Анакреона, Мицкевича и Беранже.

Даже в чисто количественном отношении поэтическое творчество М. очень бедно. Если не считать немногочисленных школьных и альбомных стихотворений, извлеченных после смерти из его бумаг, а брать только то, что он сам отдавал в печать, то наберется не более десятков двух оригинальных стихотворений.

Все остальное — переложения и переводы.

А между тем, писать М. стал рано и в 18 лет уже поместил в "Маяке" отрывок из поэмы "Гванагани". Почти все оригинальные стихотворения М. написаны в "народном" стиле. Это та археологически-колоритная имитация, которая и в старом, и в молодом "Москвитянине" считалась квинтэссенцией народности.

М. брал из народной жизни только нарядное и эффектное, щеголяя крайне вычурными неологизмами ("Из белых из рук выпадчивый, со белой груди уклончивый" и т. п.) — но в этом условном жанре достигал, в деталях, большого совершенства.

Переимчивый только на подробности, он не выдерживал своих стихотворений в целом. Так, прекрасно начатый "Хозяин", изображающий томление молодой жены со старым мужем, испорчен концом, где домовой превращаетя в проповедника супружеской верности.

В неподдельной народной песне старый муж, взявший себе молодую жену, сочувствием не пользуется.

Лучшие из оригинальных стихотворений М. в народном стиле: "Русалка", "По грибы", "Как у всех-то людей светлый праздничек". К стихотворениям этого рода примыкают переложения: "Отчего перевелись витязи на святой Руси", "Песня про боярина Евпатия Коловрата", "Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую", "Александр Невский", "Волхв" и перевод "Слова о Полку Игореве". Общий недостаток их — растянутость и отсутствие простоты.

Из стихотворений М. с нерусскими сюжетами заслуживают внимания: "Отойди от меня, сатана" — ряд картин, которые искушающий дьявол развертывает перед Иисусом Христом: знойная Палестина, Египет, Персия, Индия, угрюмо-мощный Север, полная неги Эллада, императорский Рим в эпоху Тиверия, Капри. Это — лучшая часть поэтического наследия М. Тут он был вполне в своей сфере, рисуя отдельные подробности, не связанные единством настроения, не нуждающиеся в объединяющей мысли. В ряду поэтов-переводчиков М. бесспорно занимает первостепенное место. Особенно хорошо передана "Песня песней". М.-драматург имеет те же достоинства и недостатки, как и М.-поэт; превосходный, при всей своей искусственной архаичности и щеголеватости, язык, прекрасные подробности и никакого ансамбля.

Все три исторические драмы М.: "Царская Невеста" (1849), "Сервилия" (1854) и "Псковитянка" (1860) кончаются крайне неестественно и не дают ни одного цельного типа. Движения в них мало, и оно еще задерживается длиннейшими и совершенно лишними монологами, в которых действующие лица обмениваются взглядами, рассказами о событиях, не имеющих непосредственного отношения к сюжету пьесы и т. д. Больше всего вредит драмам М. предвзятость, с которой он приступал к делу. Так, в наиболее слабой из драм его — "Сервилии", рисующей Рим при Нероне, он задался целью показать победу христианства над римским обществом и сделал это с нарушением всякого правдоподобия.

Превращение главной героини в течение нескольких дней из девушки, выросшей в строго римских традициях, и притом в высоконравственной семье, в пламенную христианку, да еще в монахиню (неверно и исторически: монашество появляется во II-III в.), решительно ничем не мотивировано и является полной неожиданностью как для ее жениха, так и для читателя.

Те же белые нитки предвзятой мысли лишают жизненности "Царскую невесту" и "Псковитянку". Верный адепт погодинских воззрений на русскую историю, М. рисовал себе все древнерусское в одних только величавых очертаниях.

Если попадаются у него злодеи, то действующие исключительно под влиянием ревности.

Идеализирование простирается даже на Малюту Скуратова.

В особенности испорчен тенденциозным преклонением перед всем древнерусским Иоанн Грозный.

По М., это — сентиментальный любовник и государь, весь посвятивший себя благу народа.

В общем, тем не менее, обе драмы М. занимают видное место в русской исторической драме. К числу лучших мест лучшей из драм М., "Псковитянки", принадлежит сцена псковского веча. Не лишен условной красоты и рассказ матери "псковитянки" о том, как она встретилась и сошлась с Иоанном.

Этот рассказ стал излюбленным дебютным монологом наших трагических актрис. "Полное собр. сочинений" М. изд. в 1887 г. Мартыновым, с большой вступительною статьей Вл. Зотова и библиографией соч. М., составл.

П. В. Быковым.

Сюда вошли и беллетристические опыты М., литературного интереса не представляющие.

Из них можно выделить только "Батю" — характерный рассказ о том, как крепостной свою овдовевшую и обнищавшую барыню не только прокормил, но и на салазках перевез из CПб. в Костромскую губ., и как потом эта барыня, по собственному, впрочем, предложению "Бати", продала его за 100 руб. Кроме указанных статей о М., см. еще М. Протопопов, "Забытый поэт", в "Сев. Вестн." 1888 г. № 1. С. Венгеров. {Брокгауз} Мей, Лев Александрович поэт, р. 1822 г., † 1862 г. Дополнение: Мей, Лев Александрович, р. 13 февр. 1822 г., † 16 мая 1862 г. {Половцов} Мей, Лев Александрович [1822—1862] — поэт. Род. в бедной дворянской семье. Учился в Царскосельском лицее. Служил в канцелярии московского генерал-губернатора.

Сотрудничая с 1841 в "Москвитянине" (стихи, переводы, драма "Царская невеста"), М. сблизился с М. П. Погодиным и тесно сошелся с круж- ком молодой редакции "Москвитянина" (Ап. Григорьев, Островский и др.). В 1853 М. переселился в Петербург, отдавшись исключительно лит-ой работе.

Все последующее десятилетие до самой смерти М. жил жизнью литературной богемы.

В "салоне" меценатствующего графа Кушелева-Безбородко М., славившийся мастерством экспромта, на вызов гостей отозвался характерным четверостишием: "Графы и графини,/ Счастье вам во всем,/ Мне же — лишь в графине,/ И притом — в большом". Неумеренная страсть к "большим графинам" свела Мея в преждевременную могилу.

Обладавший недюжинным поэтическим дарованием, выросший в атмосфере царскосельских лицейских традиций, М. ощущал себя непосредственным наследником богатейшей стиховой культуры пушкинской эпохи. Однако он не мог использовать это богатство.

Принадлежавший к мелкому дворянству, почти выбитому из своего положения и вместе с тем еще не перешедшему на позиции разночинства, М. находился в состоянии глубокой деклассации.

В его творчестве нет большого общественного содержания, нет зажигающей поэта социальной идеи. М. принадлежат блестящие стихотворные переложения библейской "Песни песней", древнегреческих песней Анакреонта, красочные стилизации псевдонародного быта, древнерусской жизни. Но и "поклонение красоте", "чистому искусству" и уход в экзотику лишены у Мея того социального стержня, который имеется хотя бы в байронических поэмах Пушкина или в усадебной лирике Фета — этой своеобразной "публицистике наоборот". Отсюда ограниченность значения оригинального творчества М. — вместе с тем одного из лучших русских переводчиков стихами — формальной виртуозностью (хотя срочная поденная работа вела М. к неоднократным срывам и в этом отношении).

Оригинальное творчество М., количественно скудное, отмечено почти полным отсутствием в его стихе творческого своеобразия, самостоятельного лирического "голоса". В своих исторических драмах из русской жизни — "Царская невеста" и "Псковитянка", давших материал для либретто двух одноименных популярных опер, М. превращает социальную трагедию Пушкина в шаблонную историческую драму с любовной интригой на первом плане. Общественное возбуждение второй половины 50-х гг., так же как "питерская" "чердачная" жизнь М., сближение его с революционными разночинцами — Гр. Курочкиным, Чернышевским — не остались без влияния на его творчество.

В стихах М. этого периода начинают звучать мотивы из современной городской жизни, гражданские нотки (в частности следует отметить стих. "Жиды" — одно из самых сильных в русской поэзии обличений юдофобства).

Наряду с переводами из Библии и переложениями древнерусских летописей он начинает усиленно переводить Гейне, Беранже.

Однако смерть М. в самом начале 60-х гг. не дала возможности "новым веяниям" выразиться в его творчестве с достаточной силой. Библиография: I. Полное собр. сочин., со вступ. ст. В. Р. Зотова и библиографией сочин. Л. Мея, составл.

П. Быковым, 5 тт., изд. Н. Мартынова, Петербург, 1887; Полное собрание сочинений, издание 4-е, 2 тт., Петербург, 1911 (приложение к "Ниве"); Л. А. Мей и его поэзия, ред. и ст. Вл. Пяста, Петербург 1922; Непропущенные цензурой стихи с объяснениями Б. Л. Модзалевского, Альманах Пушкинского дома, "Радуга", 1922, Петроград. II. Протопопов М., Забытый поэт, "Северный вестник", 1888, 1; Полонский Я. П., Л. А. Мей как человек и писатель, "Русский вестник", 1896, IX; Садовский Б., Поэзия Л. А. Мея, "Русская мысль", 1908, VII. III. Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, М. — Л., 1924. Д. Благой. {Лит. энц.}